После России - Страница 61

В каком-то смысле, Россия скончалась дважды - сначала по-римски, то есть тихо и как-то буднично, когда миротворцы за несколько дней вошли в Москву и упразднили Федерацию. А второй раз разыгрывается какой-то византийский сценарий. Впрочем, если господин Пирогов хочет устроить в Москве оборону Константинополя - это только превратит конец пироговщины в кровавый боевик в стиле Болливуда. Да и надеяться ему не на что, никакого Джустиниани с самого начала не просматривалось.

Впрочем, аналогии с Византией страшны в том смысле, что конец её в любом случае был печален и, равняясь на неё, Россия обрекала на печальный конец и себя. Да, в 1214 году европейские рыцари захватили Константинополь учредили в нём Латинскую империю. Но нашлись отважные люди, возродившие было империю, но… В итоге всё кончилось плохо, второе падение было окончательным. Хотя, конечно, Пирогову далеко и до Палеологов. Впрочем, вся логика русской истории ведёт к тому, что кончится всё буднично и по самому спокойному сценарию. Без красивых спецэффектов. Как всегда.

23. Тайные знания

Пирогов сел в лимузин и тяжело вздохнув, сказал: «Едем отдыхать». Секретарь углубился в свой коммуникатор, а сидящий рядом с водителем охранник не оборачиваясь произнес команду: «Объект 118». Владимир Егорович включил коммуникатор и нажал две кнопки, усталым голосом сказал: «Тигран Борисович, сейчас за вами заедут… да», а потом обратился к секретарю: «Распорядись, пусть его привезут ко мне… Ну куда меня там сейчас везут, туда и его пусть». На лице секретаря отразилась мучительная борьба эмоций: «Владимир Егорович, это опасно. Нельзя так светиться… Да и вообще». Пирогов тяжело вздохнул и, потерев усталые глаза, произнес твёрдо и жестко: «Делай, что говорят!».

…Вечер застал Владимира Егоровича в его новом пристанище. Очевидно, до всех событий, это был чей-то кабинет, но назначение всего здания понять было трудно: то ли клуб, то ли ресторан, то ли ещё что-то. Для ночевки ему приготовили уютную комнату с мягким диваном, а прямо перед ней располагалась достаточно просторная комната с большим столом и удобными полукреслами вокруг него. Стены были оббиты узорчатым красноватым материалом, а в одном из углов располагался симпатичный камин. «Приятное местечко… Спокойное!». Владимир Егорович хотел пойти принять ванну, когда ему сообщили о прибытии Тиграна Назояна.

С этим самым Назояном Владимир Егорович познакомился совершенно случайно. В первые недели нахождения в Москве, когда эйфория ещё не улеглась и каждый день шли какие-то банкеты и праздничные мероприятия с участием оставшейся ещё в Москве тусовки (впрочем, все эти люди покинули Москву при первых признаках ухудшения ситуации, и сейчас эти восторженные дамы и господа где-то, должно быть, пили шампанское с европейскими офицерами за «освобождение Москвы»), к нему подошла знакомиться роскошная женщина.

Как потом выяснилось, была она вдовой одного магната докризисных ещё времен. Магнат был гораздо старше очаровательной Кристины и умер от инфаркта в самый разгар Кризиса, когда в несколько дней из миллиардера стал миллионером. Кристине же Павловне, как звали его супругу, оставшихся миллионов вполне хватало на приятную жизнь в бурлящей Москве, где она завела некое подобие салона. В этом салоне, как высокопарно писалось на его сайте, «продолжались традиции светской жизни главного города России» и бывали высокопоставленные ооновцы и даже сам д’Оливейру. После смены власти Кристина Павловна стала самой пылкой сторонницей «возрождения России», о чём и подошла сообщить Пирогову. Владимир Егорович на следующий день выкроил время для визита в её салон. После недолгой светской беседы она увела его вглубь дома и они стали любовниками.

…Владимир Егорович никогда раньше не встречал такой шикарной и ухоженной женщины. Её можно было бы назвать светской дамой, но на это словосочетание у Владимира Егоровича образовалась аллергия во время последнего этапа его предпутчевой карьеры. Имея высокий чин, он волей-неволей привлекался к светской жизни новой русской столицы и там вдоволь насмотрелся на светских дам Русской республики, как они сами себя именовали.

Рязань, даже на несколько лет получив статус столицы, в сущности, осталась глухой провинцией. Никакой гламурной жизни там так и не зародилось, а тон моде задавала вульгарная и скандальная мадам Юркевич. Наталья Петровна, жуткая бабища, по выражению недоброжелателей, являвшая собой наилучшее воплощение «Святой Руси генерала Юркевича», упорно насаждала ту жуткую безвкусицу, каковую сама она отчего-то предпочитала называть «Стиль «Золотые девяностые» - стиль, знакомый ей по читанным еще в подростковом возрасте плохим глянцевым журналам. Отсюда все эти нелепейшие одежды и бесконечные «дискотеки 90-х». Постаревшие Лагутенко и Земфира буквально не вылезали из Рязани, что, в общем, и позволяло им сводить концы с концами. Из более поздней культуры мадам Юркевич признавала только Диму Билана. Что-то личное у неё было связано с этой рано погасшей звездой путинской эпохи, во всяком случае, по её настойчивой просьбе погасшую звезду отыскали где-то в кёнигсбегских кабаках, почистили, подлечили и подали ко двору. Хуже всего, что жена Пирогова, попавшая в рязанское высшее общество после возвышения своего мужа, так активно ударилась во всю эту светскую жизнь и так назойливо корчила из себя «светскую даму», что у самого Владимира Егоровича возникло стойкое отвращение и к ней, и к этому выражению.

Так вот Кристина была настоящей, а не ряженой светской дамой. Но главное - была она обворожительной и умной женщиной. Начала же свою светскую карьеру она ещё в действительно золотые годы, которые, как всем известно, пришлись в России на самое начало XXI нашего века. Тогда Кристина блистала в глянцевых журналах и даже что-то где-то пела, о чём свидетельствовали старомодные видеоклипы с её участием, которые она с деланной неохотой и после долгих уговоров демонстрировала новым знакомым. Впрочем, не очень задавшаяся эстрадная карьера была лишь невинным прикрытием, ибо деньги на шикарную жизнь она зарабатывала древнейшим из известных способов. Тем не менее, необходимость «понимать и развлекать» богатых и умных мужчин заставило её серьезно заняться самообразованием и научила быть своей в любом обществе. Даже теперь, когда Кристине было под сорок, она продолжала сногсшибательно выглядеть, а её отточенное мастерство в «искусстве любви» произвело на неискушённого в таких тонкостях Пирогова совершено волшебное действие. Верховный Правитель России буквально утонул в нахлынувших чувствах и эмоциях.