После России - Страница 57


К оглавлению

57

22. Русские разговоры

– Скажите, а вам никогда не снился какой-нибудь губернатор или… даже министр? - Фёдор Никитович Хворобьев внимательно посмотрел на Севу.

Пребывание в пресс-группе Объединенного Штаба оставляло массу свободного времени, которое, по русской традиции, коротали за разговорами и выпивкой. Последнее, впрочем, не приветствовалось союзниками, поэтому желающие расслабиться собирались небольшими компаниями у кого-нибудь на временной квартире или где-то в оставленном хозяевами доме. На сей раз, по предложению прибившегося к штабу костромского журналиста Хворобьева, небольшое общество обосновалось в гостиной заброшенного и разграбленного особняка в стиле конца прошлого века. Судя по остаткам убранства, бывшие хозяева любили роскошь - на потолке и стенах гостиной сохранились затейливые фрески, а мраморный камин даже в развороченном виде казался произведением искусства.

– Снился, - вяло отозвался Сева, - Как же! Я честно говоря, почти и не помню то время…

– Ах, как хорошо! - сказал старик. - А мне вот недавно снился приезд Владимира Владимировича Путина в город Кострому… М-да, было такое сновиденье. Позвольте, когда же это? В прошлую пятницу. Всю ночь снился Владимир Владимирович, а рядом с ним, помнится, ещё Дмитрий Медведев стоял, такой, знаете, вице-премьер был… И, помнится, рядом с ним ещё наш покойный начальник УВД в фуражке с орлом… Такие у них были… Несуразные… Фёдор Никитич вздохнул, и подперев небритый подбородок кулаком, разлил водку по рюмкам свободной рукой. - Я вот всё думаю, как так получилось, что так активно строили великую Россию, что в итоге просрали даже то, что было? День и ночь думаю, не поверите! - он посмотрел на своих собеседников в поисках сочувствия, а потом снова заговорил, как бы продолжая когда-то начатое рассуждение:

– Это ведь наша общая вина! Россия ведь не вдруг умерла. Она умирала много лет, на наших глазах. Просто мы не хотели этого видеть. Нам приятнее было думать, что она великая и сильная. Энергетическая империя! Ебать-колотить! А ведь и паралич наступал не сразу. Пока это стадо московских фигляров упражнялось в великодержавной риторике, на местах люди жили сами по себе, своими проблемами. В Москве был пик этого… гламура, а во Владивостоке и Калининграде люди спокойно занимались своими делами. И вот печальный итог: когда случился кризис, никто не пошёл умирать за нефть и газ. Все тихо сидели и даже радовались, что наконец-то этот московский гадюшник разгонят. О том, что вместе с гадюшником не станет и страны - как-то никто не подумал. Ну, в большинстве своём…

Отец Валентин, поп-расстрига, приткнувшийся к обозу армии и двигавшийся к Москве «правду искать у патриарха», докурил сигарету, и бросив окурок «Beijing Star» в служившую пепельницей банку колы, с полуслова вмешался в вялотекущую беседу.

– Я вот лично все годы о другом думаю. В начале 90-х всё было один в один - Горбачев упражнялся в риторике, а страна тихо разваливалась. Потом все порадовались, что его устранили, но когда радость кончилась - тут и выяснилось, что как обычно с водой выплеснули и ребёнка. И главное обидно, что второй раз на те же грабли за сравнительно небольшой срок. Надо было раньше думать, раньше! А теперь поздно. Просрали, как вы правильно сказали, Фёдор Никитич, мы свою страну, да так, видать, нам и надо. Слишком хорошая была страна для нас, засранцев. Будем теперь как евреи в рассеянии. Жить и молиться, может господь и смилуется, вернёт нам родину…

Отец Валентин неуверенно перекрестился, глядя куда-то в угол.

– Хотя, конечно, после исполнений наших попов в церкви заходить стыдно, - Фёдор Никитич ехидно улыбнулся, залпом выпил стопку, обнял свои тощие плечи и развил мысль:

– Вот вспоминаю визит Патриарха в Рязань к этому мудаку Юркевичу, так и прям тошнота к горлу. Как сейчас вижу: стоят они, стало быть, рядышком, генерал-то весь аж светится от удовольствия, а отче священноначальниче льёт елей цистернами: ах, как мол очистилась наша русская земля! Ах, мол и Россия - слово польское, а теперь наконец создано, славатехоссподи, русское государство православное! И орден ему на брюхо, толи Даниила Московского, толи Александра Невского… И пошли девки в кокошниках, да жандармы с хоругвями. И Розенгольц со свечёй и в ермолке, мол я хоть и еврей, но очень благоговейно отношусь к русской церкви, чьими радениями процветает русское государство. А патриарх - и ему орден! Вот это был номер! Все аж замерли, только сам Михаил Ефимович сияет как оклад на иконе. Слёзку пустил, говорит - служу отечеству, Русской республики… Мы, помню, напились тогда, до зелёных чертей. Смеялись над этой всей клоунадой. Денисенко, покойный, со своим любовником, говнюком патлатым только что не целовались там при всех, за спиной патриарха. Смех и грех, смех и грех… Нам казалось, это смешно, а это было совсем не смешно.

Отец Валентин, казалось бы, должен был что-то возразить, но он как-то двусмысленно промолчал. «Наверное, обиделся на своих, что лишили сана», - подумал Сева.

Фёдор Никитич же, не видя у окружающих ни желания что-либо сказать, ни возражений против его импровизированного выступления, продолжил:

– Помнится, и когда все эти идиоты из «Единой России» устраивали свои эти всякие съезды и демонстрации - тоже смеялись. Типа, вернулась КПСС. Новости тоже начались, как при коммунистах… Сначала - много-много президента, потом про партийную жизнь, слушали-постановили, потом ширится посевная - цветёт страна родная, потом - Америка, таки, параша. Ну и о погоде. Почему-то считалось, что в каждом выпуске новостей обязательно надо президента показать… И, знаете ли, эдак подчеркнуть, что мол судьбоносное случилось. Или, допустим, едет он куда-то… За границу, допустим. Даже если там какой-нибудь сбор международный - всё фигня! Обязательно подчеркнут, что и президента нашего принимали особенно тепло, и руку ему жали особенно долго, и к России де там относятся особенно хорошо. Короче, наш президент приехал - и у аборигенов праздник по такому случаю! К этому времени уже и глаза как-то замылились, отчего-то казалось, что так и надо…

57